Они показывают на женщин пальцем. Обвиняют во всех смертных грехах. Шеймят. Заставляют сомневаться в себе. Можно предположить, что под местоимением «они» подразумеваются мужчины, но нет. Речь о женщинах, которые становятся злейшими врагами друг для друга. О том, почему так происходит, рассказывает культуролог и феминистка Анна Топилина.
В дискуссиях о женских правах, феминизме и дискриминации очень часто встречается один и тот же аргумент: «меня никогда не обижали мужчины, всю критику и ненависть в моей жизни транслировали женщины и только женщины». Этот аргумент часто загоняет дискуссию в тупик, ведь его очень сложно оспорить.
Во-первых, у большинства из нас и правда есть подобный опыт: именно другие женщины рассказывали нам, что мы «сами виноваты» в сексуальном насилии, именно другие женщины жестко критиковали и стыдили нас за внешность, сексуальное поведение, «неудовлетворительное» родительство и тому подобное.
Во-вторых, этот аргумент на первый взгляд подрывает саму основу феминистической платформы. Если женщины сами угнетают друг друга, зачем столько говорить о патриархате и дискриминации? При чем здесь вообще мужчины?
Однако все не так просто, и из этого замкнутого круга есть выход. Да, женщины действительно яростно критикуют и «топят» друг друга, часто — куда безжалостней, чем это когда-либо могли сделать мужчины. Проблема в том, что корни этого явления лежат совсем не в «природной» склочной натуре женского пола, не в «бабской зависти» и неумении сотрудничать и поддерживать друг друга.
Женская конкуренция — явление комплексное, и коренится оно во все тех же патриархальных структурах, о которых так много говорят феминистки. Давайте попробуем разобраться, почему именно женщины жестче всего критикуют деятельность, поведение и внешность других женщин.
Начнем с самого начала. Хотим мы этого или нет, но все мы выросли в обществе, пропитанном патриархальными структурами и ценностями. Что такое патриархальные ценности? Нет, это не только представление о том, что основа общества — это крепкая семейная ячейка, состоящая из красивой мамы, умного папы и трех розовощеких малышей.
Ключевая идея патриархальной системы — четкое разделение общества на две категории, «мужчин» и «женщин», где каждой из категорий присваивается определенный набор качеств. Эти две категории не равноценны, а иерархически ранжированы. Это означает, что одной из них присвоен более высокий статус, и благодаря этому она владеет большим количеством ресурсов. В этой структуре мужчина — это «нормальный вариант человека», тогда как женщина конструируется от противного — как что-то прямо противоположное мужчине, как Другой.
Если мужчина логичен и рационален, женщина — нелогична и эмоциональна. Если мужчина решителен, активен и смел, женщина — импульсивна, пассивна и слаба. Если мужчина может быть чуть красивее обезьяны, женщина обязана в любой ситуации «украшать собой мир». Все мы хорошо знакомы с этими стереотипами. Эта схема работает и в обратную сторону: как только определенное качество или вид деятельности начинает ассоциироваться со сферой «женского», оно резко теряет свою ценность.
Так у материнства и заботы о слабых более низкий статус, чем у «настоящей работы» в обществе и за деньги. Так женская дружба — глупый щебет и козни, тогда как мужская — настоящая и глубокая связь, кровное братство. Так «чувствительность и эмоциональность» воспринимается как что-то жалкое и излишнее, тогда как «рациональность и логика» — как похвальные и желанные качества.
Уже по этим стереотипам становится понятно, что патриархальное общество пропитано презрением и даже ненавистью к женщинам (мизогинией), причем эта ненависть редко вербализируется в прямые послания, например, «женщина — не человек», «женщиной быть плохо», «женщина хуже мужчины».
Опасность мизогинии в том, что она почти невидима. С самого рождения она окружает нас, как туман, который невозможно ухватить или пощупать, но который тем не менее оказывает на нас влияние. Вся наша информационная среда, от продуктов массовой культуры до бытовых мудростей и особенностей самого языка, пропитана недвусмысленным посланием: «женщина — человек второго сорта», женщиной быть невыгодно и нежелательно. Будь, как мужчина.
Все это усугубляется тем, что общество также объясняет нам, что определенные качества даны нам «по рождению» и не подлежат изменению. Например, пресловутые мужские ум и рациональность считаются чем-то природным и естественным, прямо привязанным к конфигурации половых органов. Попросту: нет пениса — нет ума или, например, склонности к точным наукам.
Именно так мы, женщины, узнаем, что не можем соперничать с мужчинами, хотя бы потому что в этом соперничестве мы со старта обречены на поражение. Единственное, что мы можем сделать, чтобы хоть как-то повысить свой статус и улучшить стартовые условия, — это интернализировать, присвоить эту структурную ненависть и презрение, возненавидеть себя и своих сестер и начать конкурировать с ними за место под солнцем.
Интернализированная мизогиния — присвоенная ненависть к другим женщинам и самим себе — может находить разные выходы. Она может выражаться через вполне невинные утверждения вроде «я не такая, как другие женщины» (читай: я рациональна, умна и пытаюсь всеми силами вырваться из навязанной мне гендерной роли, карабкаясь по головам других женщин) и «я дружу только с мужчинами» (читай: общение с мужчинами в положительную сторону отличается от общения с женщинами, оно ценнее), так и через прямую критику и вражду.
К тому же очень часто критика и ненависть, обращенная на других женщин, обладает привкусом «мести» и «бабовщины»: выместить на слабом все те обиды, которые причинили сильные. Так женщина, уже вырастившая собственных детей, охотно «возмещает» все свои обиды на «салагах», у которых пока недостаточно опыта и ресурсов для того, чтобы сопротивляться.
На постсоветском пространстве эта проблема усугубляется еще и навязанной идеей о постоянном дефиците мужчин в комбинации с представлениями о том, что женщина не может быть счастливой вне гетеросексуального партнерства. На дворе XXI век, но идея о том, что «на десять девчонок по статистике девять ребят», все еще крепко сидит в коллективном бессознательном и придает еще больше веса мужскому одобрению.
Ценность мужчины в условиях пусть выдуманного, но дефицита неоправданно высока, и женщины живут в постоянной атмосфере жаркой конкуренции за мужское внимание и одобрение. А конкуренция за ограниченный ресурс, к сожалению, не располагает к взаимоподдержке и сестринству.
Итак, женская конкуренция — это попытка вырвать у мужского мира чуть больше одобрения, ресурсов и статуса, чем нам положено «по рождению». Но действительно ли эта стратегия работает на благо женщин? К сожалению, нет, хотя бы потому что в ней есть одно глубокое внутреннее противоречие.
Критикуя других женщин, мы, с одной стороны, пытаемся вырваться из навязанных нам гендерных ограничений и доказать свою непринадлежность к категории женщин, пустых и глупых существ — ведь мы не такие! С другой стороны, карабкаясь по головам, мы одновременно пытаемся доказать, что мы-то как раз хорошие и правильные женщины, не то что некоторые. Мы достаточно красивые (худые, ухоженные), мы хорошие матери (жены, невестки), мы умеем играть по правилам — мы лучшие из женщин. Возьмите нас в свой клуб.
Но, к сожалению, мужской мир не спешит принимать в свой клуб ни «обычных женщин», ни «женщин Шредингера», которые утверждают свою одновременную принадлежность и непринадлежность к определенной категории. Мужскому миру хорошо и без нас. Именно поэтому единственная стратегия выживания и успеха, работающая для женщин, — тщательная прополка головы от сорняков интернализированной мизогинии и поддержка сестринства, женского сообщества, свободного от критики и конкуренции.
