Самое теплое чувство: три истории о благодарности родителям

Что такое благодарность? «Умение видеть добро», — отвечает психотерапевт Мария Скрябина. Это одновременно и чувство признательности, и способ, которым мы его выражаем. У нее также две стороны: рациональная и эмоциональная. «Умом мы понимаем, что ради нас постарались. А в душе испытываем радость и хотим поделиться ей с тем, кто сделал нечто хорошее для нас», — поясняет психотерапевт.

«Благодарность — долг, который должен быть оплачен, но которого никто не имеет права ожидать», — афоризм, приписываемый философу Жан-Жаку Руссо, говорит о парадоксальности этого понятия. И острее всего мы ощущаем это, когда речь заходит об отношениях с родителями.

Иногда мы слышим от знакомых: «Меня пороли, зато человеком вырос, спасибо маме и папе!» Но это не признательность, а скорее «капитуляция перед постулатом «родитель всегда прав», — считает психотерапевт. — Такая позиция говорит об отказе от своих чувств, об идеализации старших и их методов». Да, иногда сказать спасибо тому, кто нас вырастил, непросто, ведь детства без разочарований не бывает. Большинство родителей не всегда внимательны и не могут удовлетворить абсолютно все детские потребности.

Несмотря на это мы благодарны им за то, что они все-таки смогли нам дать, помним поступки, которые показывали, что старшие болеют за нас: индульгенцию на пропуск контрольной по физике, покупку дефицитных джинсов, любимую сказку на ночь.

Наши герои рассказывают о своих родителях: мать поддерживает дочь в трудную минуту, рискуя репутацией. Мать и отец замечают талант сына в той области, о которой сами ничего не знают. Отец, предвидя возможные опасности, учит дочь, как защититься от них… Любящий родитель старается для ребенка, а не для того, чтобы заработать его благодарность. И как раз тогда — вот он, парадокс! — она рождается сама, согревая теплом их обоих.

«Мы благодарны родителям, если ощущаем собственную ценность. Записанное на подкорку в детстве, это чувство придает нам уверенности во взрослой жизни. Мы говорим себе: «Да, порой мой путь труден. Но я верю в себя, потому что в меня верили самые близкие. И со всем сумею справиться», — подытоживает Мария Скрябина.

У меня два старших брата, а я у родителей — младшая и единственная дочь. Папа всегда волновался о моей безопасности. Когда я была подростком, это подбешивало! Он провожал меня на тренировки, встречал, если задерживалась. А еще подсовывал мне книжки по самообороне и учил боевым приемам: хотел, чтобы я могла постоять за себя в критический момент. Даже нашел кусок кожи и сам сшил «лапу», и мы с ним удары отрабатывали. Но я не думала, что мне все эти умения пригодятся.

И вот мне 22 года, я живу самостоятельно. На улице май, настроение у меня отличное, я иду домой. Около автобусной остановки замечаю мужчину: он ловит такси. На секунду мы с ним встречаемся взглядами, и я отправляюсь дальше. Захожу во двор, и вдруг меня сзади хватают за шею. Оборачиваюсь — тот мужчина! Я выкручиваюсь, начинаю его колотить. А он держит меня и говорит нарочито громко: «Наташа, пойдем, ну ты чего?!»

Потом уже догадалась: он специально так делал, чтобы случайные прохожие думали, будто мы знакомы. Я бью его локтями в голову, как папа показывал. И, видимо, до незнакомца доходит, что я не собираюсь сдаваться, — он убегает. Спасибо, папа, что научил меня защищаться!

Я из Дагестана, у нас к семье относятся трепетно, разводы — редкость. Когда я решила уйти от мужа, да еще и с ребенком, было очень страшно. Мама знала, что мой брак не сложился, и поддержала мое решение. Она даже не думала «возвращать дочь на место», как должна была сделать любая вменяемая дагестанская мать. Я перебралась в родительский дом. Каждый вечер к нам приходили близкие и соседи. Они говорили маме, что мое поведение недопустимо. Я старалась при этом не присутствовать.

В тот вечер к нам зашел близкий родственник. Я была в комнате. И вдруг — страшный грохот! Я кинулась на кухню… И увидела ошметки заварки и осколки на полу, выложенном синей метлахской плиткой. Мама разбила чайник вдребезги, хотя за минуту до того гостеприимно собиралась заварить свежий чай. В тот вечер мамино железное терпение и вынужденное радушие закончились. Гость сказал что-то очень неудачное — и чайник, который в Дагестане совсем не принято швырять об пол под ноги гостям, поставил точку в этих прениях. После этого нас с мамой, как не совсем нормальных, оставили в покое.

Я благодарна маме за то, что ради меня она пошла наперекор традициям, прикрыла меня. А самое главное — поняла. Когда все вокруг в один голос утверж­дали, что я поступаю глупо и безответственно, для меня была крайне важна мамина спокойная уверенность в том, что мы все делаем правильно.

Отец с матерью вместе закончили семилетку в 1941-м, о дальнейшей учебе у них и мысли не было тогда. Папа всю жизнь работал токарем на заводе, а мама — лаборанткой в НИИ. Но в семье с почтением относились к высшему образованию. А у меня самого не было мальчуковой любви к машинкам и футболу. Вместо этого я читал. Обожал том детской энциклопедии, посвященный истории. Помню, как получил неожиданный подарок от отца: мы с ним зашли в книжный магазин на Тверской, я увидел альбом живописи, изданный в Чехословакии, и был совершенно потрясен. Стоил он 8 рублей — огромные деньги! Я даже звука не издал, а папа просто достал кошелек и купил его мне. И таких случаев было много.

А когда я учился в восьмом классе, мама прочла в газете, что в 49-й школе на Петровке ввели экспериментальную программу по истории и там как раз идет набор. Она поехала туда, поговорила с директором. К тому времени я уже два года ходил в археологический кружок при Доме пионеров, учился хорошо — и меня взяли. Позже я окончил истфак, работал в Историческом музее. Сейчас читаю лекции, пишу книги, придумываю выставки. И получаю от этого огромное удовольствие.

Родители инстинктивно поняли, куда мне нужно двигаться. Учиться! Ничего проще и умнее не придумаешь. Они просто шли за моими предпочтениями, не особенно вдаваясь в возможные судьбоносные последствия этого выбора. И я очень им за это признателен.